ВИЗАНТИЙСКИЙ КАБИНЕТ — ПРОТОИЕРЕЮ ГЕОРГИЮ ФЛОРОВСКОМУ
20 декабря 2019 года в Книжной гостиной состоялось последнее в осеннем семестре заседание Византийского кабинета, проведенное совместно с кафедрой богословия Санкт-Петербургской духовной академии. Оно было посвящено памяти выдающего русского церковного деятеля ХХ века: «Протоиерей Георгий Флоровский (1893–1979) — богослов, философ, историк Церкви. К 40-летию со дня преставления выдающегося православного мыслителя».
Во встрече принимали участие учащиеся Санкт-Петербургской духовной академии, слушатели и сотрудники Епархиальных курсов. По традиции, возглавили работу Византийского кабинета его основатели — священник Игорь Иванов и Игорь Борисович Гаврилов. Также в заседании принял участие доцент кафедры богословия Александр Васильевич Маркидонов.
В начале заседания о. Игорь рассказал о значении трудов прот. Г. Флоровского в русской церковной культуре эмиграции и о динамике восприятия его наследия в постсоветской России среди церковной интеллигенции 1990-х — 2010-х гг. При этом был поставлен вопрос — а чем сегодня могут быть актуальны труды о. Г. Флоровского?
***
На заседании были представлены тезисы заочного доклада доцента кафедры богословия священника Михаила Легеева на тему «О. Георгий Флоровский. Первая попытка синтеза богословия истории и экклезиологии кафоличности: символ эпохи и путь в будущее»:
Свящ. Михаил Легеев (в центре) в Книжной гостиной 27 февраля 2019 года
1. Основные направления (или, по крайней мере, одни из основных) научно-богословской работы о. Георгия — проблематика богословия истории, с одной стороны, и экклезиология, с другой. Сам этот факт символичен. Существует объективная внутренняя взаимосвязь этих областей богословия, которая становится наиболее тесной, очевидной и актуальной именно в XX веке, то есть с наступлением нового исторического периода, могущего быть названным «экклезиология кафоличности». Интеграция данных областей богословского знания у о. Г. Флоровского очевидна.
2. В области богословия истории о. Г. Флоровского можно признать исключительной фигурой в православном богословии XX в. Его вклад в эту область наиболее значителен, являясь связующим звеном между русской богословской мыслью XVI–XIX вв. (с её значительной историософской ориентацией, осмыслением роли отдельного воцерковлённого социума и отдельной Поместной Церкви в исторических процессах и пр.), с одной стороны, и мыслью конца ΧΧ в. (отцы И. Мейендорф и Софроний (Сахаров)) — начала XXI в. (современные исследования, в т. ч. автора настоящего доклада свящ. М. Легеева), где богословие истории будет постепенно вызревать и формироваться в качестве вспомогательного научного направления по отношению к экклезиологии кафоличности.
3. Особо следует отметить область, характерную скорее для греческого богословия Нового и Новейшего времени, чем для русского, коррелируемую как с богословием истории, так и с экклезиологией. Таким, в принципе новым и остро актуальным направлением для русской школы становится выраженное у о. Георгия внимание к тематике жертвенного (особенно Жертвы Христовой, но и не только), рассмотренной в контексте исторических процессов.
4. В области собственно экклезиологии — конкретно экклезиологии кафоличности, взятой вне прямого контекста истории — вклад о. Г. Флоровского также весьма показателен (хотя здесь с его идеями и не всегда можно согласиться). Он исследует: природу кафоличности; вопросы, связанные с общением в Церкви; вопрос главенства Христа Церковью; проблему ипостасного бытия Церкви и в Церкви; проблематику «границ Церкви»; область отношений Церкви и Святой Троицы.
Практически по всем этим темам мы находим у него как ценный вклад в экклезиологию кафоличности, так и некие «проблемные зоны», которые будут ждать своего заполнения или коррекции в будущем.
5. Проиллюстрируем «плюсы» и «минусы» экклезиологии о. Г. Флоровского на примере исследования им природы кафоличности.
Прежде всего, кафоличность понимается о. Георгием как вневременная характеристика Церкви и, одновременно, как безусловно органично присутствующее в каждый момент истории (важный тезис, которому впоследствии будет возражать митр. Иоанн (Зизиулас), испытавший при этом значительное влияние о. Г. Флоровского). Однако конкретное «место» присутствия кафоличности в организме Церкви остаётся невыясненным.
Верно улавливая ключевую антиномичность совершенного-несовершенного в Церкви (ср. позднее у архиеп. Василия (Кривошеина): антиномия кафоличного — некафоличного), о. Георгий ещё не может разделить (определить) функционально эти характеристики, хотя и ищет к этому подходы. Такая трактовка этой антиномии о. Г. Флоровским, как «неизменная полнота опыта (совершенное, кафоличное) — его постепенное историческое раскрытие (несовершенное)», хотя и важна — и даже весьма важна в отношении вопроса последовательного и постепенного появления в истории новых предельных догматических формулировок (и в этом мы видим несомненную заслугу о. Георгия), — однако она ещё не достаточна для объяснения функционального устройства Церкви, взятого вне какого-либо исторического контекста (где полнота Церкви полагается безусловно кафоличною; но всякое общинное бытие будет пониматься как обладающее кафоличностью лишь по причастию полноте и в свою меру).
6. В заключение можно сказать в целом, что о. Г. Флоровский силён именно историческим богословием. Обнаруживаемый у него синтез той или иной экклезиологической проблематики и историко-богословских идей представляет новаторские подходы, пролагающие магистральные пути развития экклезиологии кафоличности в будущем. Почти везде, где о. Георгий привносит исторический контекст, в отношении этого контекста он следует в русле Предания, творчески расширяя его. Экклезиология же, взятая вне этого исторического контекста представляет у о. Г. Флоровского проблемную область. Одним из общих слабых мест экклезиологии о. Георгия следует признать неточное применение понятийного аппарата (впрочем, как практически и у всех богословов XX в.).
***
Далее с докладом выступил доцент кафедры богословия, кандидат философских наук И. Б. Гаврилов. Он поделился своим пониманием главного произведения о. Георгия «Пути русского богословия», которое назвал лучшим введением в историю русской религиозной мысли.
В частности, Игорь Борисович остановился на идее разделения мыслителем русской культуры на «дневную» и «ночную». «Ночная культура» — языческая, это область воображения и страстей человеческих, невоцерковленное сознание русского человека, выражающееся в душевной и социальной смуте. «Дневная» — это высокая церковная культура русского византинизма. Один из важнейших тезисов книги о. Г. Флоровского заключается в том, что, несмотря на видимое воцерковление сознания русского народа, положительное влияние византинизма постоянно прерывалось всплесками разрушительной «ночной стихии». Как отметил докладчик, апогеем вторжения этой смуты, вытеснением и фактическим уничтожением темным языческим своеволием тонкого слоя высокой богословской культуры византинизма, по мнению о. Георгия, стала революция 1917 года.
В то же время И. Б. Гаврилов коснулся вопроса разрыва о. Г. Флоровского с евразийством и неприятия им таких популярных в среде первой волны русской эмиграции концепций как «Москва — Третий Рим» и «Святая Русь». «Почему крупнейший отечественный богослов ХХ века совершил переход от „русского христианства“ к византийскому (вселенскому)?» — поставил вопрос выступавший и подчеркнул, что эта проблема нуждается в серьезном осмыслении.
***
В своем выступлении доцент кафедры богословия Александр Васильевич Маркидонов подчеркнул, что весьма важно не просто читать, но и перечитывать труды о. Г. Флоровского, показавшего, что суть «христианского эллинизма» состоит не в рациональной «системе богословия», а в синтезе целостной кафоличности мысли.
Главное в мысли о. Г. Флоровского — это то, что он в ХХ веке говорит о возвращении к отцам, поскольку лишь изнутри святоотеческого горизонта мы можем быть действительно кафоличны, быть согласны Христу, ибо только он являет целостность на все века. И Церковь дает возможность воспитания целостного сознания, согласного со Христом.
О. Георгия часто упрекают в том, что он не дал определения «неопатристического синтеза». Что же такое этот «неопатристический синтез»?
По сути это — непрекращающееся обновление сокровищницы Церкви (в веянии Духа Святого), обновляющийся опыт отцов. Да, догматы — рациональное оформление живого духовного опыта богообщения. Но если «система» — логическое непротиворечивое целое, некий состав, то «синтез» — это то, в чем основа трансцендирует составляющим его элементам, и эта основа находится в живом опыте познавания Христа.
Характерно то, что о. Г. Флоровский боролся с идеологией «утопической завершенности», с идеей технологии теологии. Отцы предлагают руководство по приближению к духовному горизонту. И в этом контексте он говорил, что нет мифологической Святой Руси, но есть Русь святых.
Если размышлять о том, что есть кризис византизма, то нужно спросить, а в чем состоял византизм на Руси?
Да, Русь усвоила византийское наследие, но не усвоила византийской пытливости — умного и разумного усвоения традиции. Трезвение — смысл пытливости. Чеканка и возгонка разума пытливостью.
В таком смысле «христианский эллинизм» остается всегда актуальным для русского церковного сознания.
***
В завершение встречи о. Игорь Иванов рассказал о том, как, по мнению еп. Каллиста (Уэра), написавшего предисловие к англоязычному изданию книге о. Д. Станилое «Опыт Бога», перекликались взгляды о. Георгия и о. Думитру:
Во-первых, истинное и живое богословие, по мысли о. Д. Станилое, обращено одновременно в три стороны: в прошлое, настоящее и будущее. Оно одновременно апостольское, современное и пророческое. Оно характеризуется верностью откровению Христа, данному в Священном Писании и Предании, ответственностью за современное сообщество верующих, открытостью в эсхатологическое будущее.
Во-вторых, о. Думитру всегда воспринимал отцов Церкви как современников, как живых свидетелей Истины, чье свидетельство требует от нас постоянного самоанализа и осмысления жизни с учетом современных проблем. Верность прошлому, ответственность за настоящее, опыт Бога с профетической открытостью к будущему творчески ведет человека по неисследованным путям истории.
В-третьих, о. Думитру говорит в согласии с о. Г. Флоровским: «Опыт Бога есть деяние синтеза. Современный православный богослов „патристичен“ в своем стиле мышления, и поэтому для него естественно цитировать рядом авторов из четвертого, четырнадцатого и двадцатого века, будучи в общении со всеми поколениями людей Церкви».
Таким образом, вполне очевидно, что внутри русской и румынской Православной Традиции ХХ века проявились мыслители созвучные друг другу в понимании «патристического синтеза» — прот. Г. Флоровский и прот. Д. Станилое.
Как всегда, заседание Византийского кабинета прошло в форме традиционного ученого чаепития. Участники встречи активно задавали вопросы по изложенным докладам.
PS: все фотографии, представленные в фотогалерее, сделаны любительской камерой...